LE Blog

Инженер с поэтической душой

17.05.2020 firtree_right История без конца

В третьем классе я сочинял фантастический рассказ. Началось всё с того, что мы с товарищем ездили из школы на автобусе, и он пересказывал мне Брэдбери и Азимова, которых я не читал. Потом мы стали придумывать свои сюжеты и решили это записать — каждый для себя. Мы даже придумали друг другу камео, хотя слова такого не знали.

snail on the road

Мои истории были похожи на записки путешественника. Статичный неуязвимый главный герой от первого лица и много беззастенчиво украденных идей. Не зря тревел-блог — это тот формат, с которого многие начинают. Я бодро придумывал алфавиты, цифры и рисовал галактические денежные знаки и карты звёздных систем. Дело спорилось.

Параллельно набралась критическая масса впечатлений от современных девятилетнему мне медиа, и стало понятно, что в рассказе не хватает сюжетной арки. И я не придумал ничего лучше, как использовать подсмотренную в боевиках схему «отомсти за убитого». Истории мести мне почему-то всегда были по нраву. К примеру, до сих пор нежно люблю фильм «Узник замка Иф». Поэтому в команду был срочно вписан чувак, который внезапно получает имя, отделяется от серой массы остальных мальчиков и девочек и погибает насильственной смертью в следующем абзаце. Раздосадованный протагонист решает ни много ни мало — уничтожить всё зло в этой вселенной. И дальше дело как-то зашло в тупик, потому что завязывать ниточки повествования не хватало никакого терпения.

Я очень люблю метафору про то, что история — это сжатое время. Автор как будто должен не отрываясь смотреть, как растёт трава, как люди наступают на одни и те же грабли, как закипает чайник, как многократно откладываются решения, как ползёт улитка, а потом заварить это всё в кровавую кашу сюжета. И если терпения не хватает, то каша выходит или жидкая, или с комочками. В истории, как в жизни, если не дать достаточно времени на ошибки, то повествование застревает, так как развитие невозможно.

Воспользовавшись славой малолетнего писателя-фантаста, я упросил нарисовать обложку мамину подругу. Сложно передать, однако, разочарование девятилетнего меня, когда, взглянув на иллюстрацию, я сразу понял, что человек книгу-то и не читал. Там был нарисован какой-то архаичный скафандр из советских фильмов, хотя у меня был целый абзац про то, как он выглядит. Даже помню, как решил не поднимать этот вопрос, потому что это всё тщета и ловля ветра. Нарисую сам.

Детское разочарование в момент, когда понимаешь, что на взрослого нельзя положиться, сложно передать. Такое случалось несколько раз, и я все их помню, как будто это было вчера. Причины обычно пустяковые, но изнутри мелкого меня это опыт превращения в сосредоточенную грустную букашку в фундаментально неисправной ситуации. Потому что ошибка есть, а места ей нету. Вся моя история взросления — это печальная песнь о великих ожиданиях, которым никто не хочет соответствовать: ни старшие, ни сверстники, ни я сам.

cover

В детстве мир кажется бесконечным. Любая подсмотренная идея или новая языковая конструкция масштабируется без предела. Если есть приставки «сверх», «ультра» и «мета», значит можно их приложить к любому слову в любом сочетании. Если есть вселенная, значит где-то у неё есть граница и что-то снаружи. Если есть святая вода, убивающая вампиров, значит есть и планета-океан святой воды. Если атомы похожи на планетарные системы, значит там может кто-то жить. А если у всего есть начало, значит до этого было что-то другое, но абсолютно не значит, что должен быть и конец.